Огонь, пылающий на последней террасе Чистилища, предостерегает от греха сладострастия (намек, не лишний рядом с картиной Понтормо). Визуальная рифма между лавровым венком и зеленью Земного Рая поощряет деятельную жизнь, сочетающую гражданскую добродетель с христианской верой. Психологическое состояние Данте, поглощенного созерцанием горы Чистилища, не позволяет человеку, живущему деятельной жизнью (как Беттини), забывать о важности созерцательных размышлений. Мрак, в который погружена Флоренция, и опасная близость к ней адского огня учат не привязываться к земной родине, а дивный свет, разливающийся по небу и озаряющий фигуру Данте, сулит душе преображение и возвращение в небесную отчизну. Об этом же говорит граница между темной небесной твердью слева и сияющим небом справа от Данте, которая проходит точно над его головой.
Похоже, что Бронзино все-таки вступил в соревнование с Данте, доказав, что живопись способна учить добродетели не хуже, чем поэзия. Не менее убедителен его ответ тем, кто, как Варки, считал, что удел художника — создавать ложные подобия. Не имея возможности воспроизвести подлинный облик Данте, Бронзино сделал много больше: он изобразил его надежды и чаяния».